вопрос учитель не мог ответить, на него не могут ответить и самые крупные современные ученые. Этот вопрос смущает все человечество. Если в этот «инфантильный» вопрос углубиться, еще неизвестно, что он за собой потянет.

Однажды Боян вернулся домой, надув губы и всем лицом выражая свое недовольство. Г-н Ван Липин спросил, что случилось. Боян ответил, что в классе он выше всех и в строю стоит сзади, а учитель всегда командует: «Направо, равняйсь!» Почему каждый день направо, а не налево? Детская непосредственность и наивность всех в доме развеселила, а г-н Ван глубоко понимал, что только в таком уме прячутся зерна мудрости.

Раз в школе устроили спортивные состязания и родители все пошли смотреть. Толпа играющих детей издали увидела родителей и единодушно разразилась криками «Папа!» «Мама!» И только один» ребячий голос громко взывал: «Ван Липин! Ван Липин!» Г-н Ван сразу различил в толпе своего сына. Родители и ученики очень этому удивились. По дороге домой Ван Липин спросил: «Все другие кричали „Мама!“, „Папа!“, а ты почему же кричал мне „Ван Липин“?» Сын ответил: «Одеты все одинаково, все кричат папа-мама, разве тут можно разобрать кто кто. А когда я позвал тебя по имени, ты сразу меня и увидел». Ван Липин очень обрадовался, потому что сын помыслил самостоятельно.

Не без сожаления сказал Ван Липин, что в эти последние годы он очень занят, все время где-то ездит, воспитанием сына занимается не вплотную, а ведь школьное обучение постепенно ведет к тому, что детское мышление идет по узкой колее, только в одном направлении. А человеческая –то жизнь сама по себе не имеет направлений, куда идешь, это для тебя впереди, а повернешься, так это будет уже сзади.

Отсюда Ван Липин перешел к разговору о пороках современного образования: у учащихся область деятельности мышления по мере продвижения учебы, с одной стороны, повышается, с другой, – становится все уже и уже. В начальной и средней школе все изучают астрономию, географию, историю, математику, физику, химию, рисование, музыку, зоологию, ботанику, биологию и другие науки. Уже на второй ступени средней школы происходит разделение по гуманитарным и естественным наукам, поле зрения сужается, появляются направления, появляется ограниченность. А в вузах уже идет специализация, сосредоточение на изучении одного какого-то вида знаний. Дальше идут аспирантуры и докторантуры, где уже с головой зарываются в какое-то одно звено, в какую-то точку.. Структура знания, направление потока мышления уподобляется пирамиде –чем выше, тем уже.

А путь даосского воспитания человека как раз этому противоположен. По мере взлетов из Нижнего из Трех Миров в Средний и Высший деятельность человеческого мышления во времени и пространстве становится все шире, богаче, глубже. Вначале изучаются все дела и все принципы мира «Человека –Вещей-Событий», в котором живут обычные люди. Потом надо все это превзойти и изучать мир «Небо-земля-человек», Мир «Небо-земля-человек» вмещает мир «человека-событий-вещей», но он гораздо обширнее и глубже. Наконец, превзойдя пространство и время, изучают мир «Время-Пространство-Космос». Мышление раскрывается, развивается. И притом изучается не только внешний мир, чем выше миром ты живешь, тем больше внимания должен обращать на собственный внутренний мир, то есть на саморефлексию и изучение головного мозга.

А в самом конце г-н Ван Липин сказал, что главное-то не в широте или узости учебных курсов. Сами «Три Мира» – это три разных уровня единого. Ключевой момент в том, что надо иметь «трехмерное» мышление, надо иметь новую философию.

Авторы книги спросили, не о том же ли самом говорится в словах буддийской сутры «На кончике иглы замечаешь десятиугольную пагоду, ничтожная пылинка на сидении превращается в Великое Колесо Дхармы»?

Г-н Ван Липин с улыбкой кивнул.

Заключение

Навстречу новой заре восточной культуры

На фоне расцветшей за несколько веков западной науки и техники восточная культура поблекла. Стремление человечества к материальным благам стимулируется достигнутым с помощью науки и техники развитием производительных сил, оно уже сделалось беспрецедентно высоким и продолжает нарастать все быстрее и быстрее. Люди познали комфорт человеческой жизни и в то же время терпят небывалые страдания. Это век культуры и антикультуры. Когда на востоке темно, на западе светло.

Но немногие понимающие люди уже предвидят будущую зарю на востоке. И вскоре станет видно, что на этом Востоке есть древний и в то же время вечно новый мир, в котором сияет и искрится новый свет древней культуры.

При всем развитии науки и техники человечество подошло сейчас к рубежу трудностей.

Наука и техника не могут далее развиваться по собственной логике, которой они обязаны своими гигантскими успехами. Она очертила круг, из которого они не могут вырваться, не могут его превзойти.

Что такое, в конечном счете, формы существования материи, формы движения? Многих ученых эти вопросы ставят в тупик. Еще один предел – скорость света. Можно ли надеяться превзойти скорость этого материального движения, даже если рассматривать данную константу как единственную и универсальную для всех излучений? Существует ли еще что-то, движущееся со скоростью, превышающей скорость света?

Наука получила очень большое развитие в гуманитарной области, но эти успехи также ограничены сферой, очерченной наукой. Она как будто коснулась другой стороны человека, но у нее не хватает смелости признать существование этой другой стороны. Лишь немногие ученые борются сейчас за признание ее права на существование. Мы имеем в виду познание человеческого духа.

В этом вопросе религия и наука стоят на разных позициях. Две данные силы были когда-то в антагонистических отношениях, но лишь на короткое время, и надо сказать, что оно уже прошло. Все больше и больше людей начинает теперь понимать, что наука и религия должны дополнять друг друга. Как говорил Эйнштейн, «Наука без религии гибельна, религия без науки слепа». Даосы посчитали бы слова Эйнштейна очень проникновенными.

Положение нынешней науки можно оценить так: современная философия не указывает ей ясного направления и правильного выхода.

Еще одна серьезная проблема – использование результатов науки. Не станем перечислять важные ошибки, допущенные человечеством в этом направлении, а также их серьезные и печальные последствия. Многие-многие ученые, естественники и общественники, выступали здесь с предупреждениями, и предупреждения становятся все настоятельнее. Но, как сказал Тойнби, «Печальные последствия, причиненные наукой, не могут быть исправлены самой наукой».

Нужно новое мировоззрение, нужна новая культура.

Сегодня развитие науки и техники поставило под угрозу само существование человека. Опасность грозит ему не только со стороны природных катаклизмов, но и со стороны самого человечества.

Юнг выразился еще острее:

Сегодня мы, как никогда ясно, видим, что опасность всем нам, людям, угрожает вовсе не со стороны природы, а со стороны самого человечества, со стороны его индивидуального и массового интеллекта. Она состоит в том, что человеческий дух утратил свое постоянство.

Двое ученых, озабоченных человеческим интеллектом, говорили о проблеме духовного кризиса человечества. Один из них – японец Судзуки Дайсэцу, другой – американец Эрих Фромм. Ниже мы приводим цитаты из книги «Дзэн-буддизм и психоанализ».

Фромм:

Хотя народы, живущие на Западе, не ощущают этого (или не ощущают в своем большинстве), они переживают сейчас кризис западной культуры. Но по меньшей мере все критически мыслящие наблюдатели признают существование этого кризиса и понимают его характер. Этот кризис может быть описан как «беспокойство», «усталость», «болезнь века», инертность, механизация человека, изоляция человека от самого себя, от своих соотечественников, а также от природы. В следовании рационализму человек дошел до такой степен, когда рационализм становится нерациональным. После Хайдеггера человек с каждым днем все более отделяет мышление от чувства; считается. что только мышление рационально, а чувства подчиняются своей природе, то есть нерациональны. Человек разрезан на две половины, одна из них рациональна и считается истинным Я, которое должно управлять другим Я так же, как должно управлять природой. Рационалистическое управление природой, а также производство все большего и большего количества товаров стало высшей жизненной целью. В этом процессе человек превратил самого себя в вещь, человеческая жизнь превратилась в приложение к товару, и существование стало управляться обладанием. В истоках западной культуры – греческой и иудейской культурах –целью жизни был совершенный человек, а современный человек считает, что целью жизни является совершенная вещь, а также знание того, как эту совершенную вещь создать. Западный человек пребывает сейчас в бессилии от духовной расколотости – в бессилии чувствования. Поэтому он и ощущает тоску, беспокойство и отчаяние.

Судзуки Дайсэцу, говоря сначала о Востоке. цитирует историю из «Чжуан-цзы»:

Один крестьянин выкопал колодец для поливки поля. Он таскал воду из колодца ведром, как это делалось в древности. Шел мимо прохожий и сказал: «Почему ты не используешь журавль, ведь сил тогда тратится меньше и сделать можно больше». Крестьянин сказал: «Я знаю, что он сберегает силы, поэтому им и не пользуюсь. Я боюсь, что от пользования таким хитрым механизмом сердце человека может тоже стать как механизм, а механическое сердце сделает человека распущенным и нерадивым».

Люди Запада часто изумляются, почему китайцы не разовьют больше свою науку и машины. Они удивляются потому, что когда-то у китайцев было ведь много открытий и изобретений, например, магнит, порох, колесо, бумага и прочие вещи. Главная причина в том, что китайцам и вообще азиатам нравится жить ради жизни, и они не хотят превращать ее в средство для достижения других целей, потому что жизнь может повернуть таким образом совсем в другую колею.

А теперь посмотрим, что Судзуки говорит о Западе.

Машина противостоит философии работы или философии труда Чжуан-цзы, а западная идея личной свободы и ответственности человека идет вразрез с восточной идеей абсолютной свободы.

Человек вступает в конфликт с машиной, и благодаря этому конфликту Запад переживает гигантское психологическое напряжение, что проявляется во всех направлениях его жизни.

Человек может говорить о свободе, но машина повсюду его ограничивает, поэтому дальше разговоров дело не идет. Западный человек с самого начала подвержен ограничениям и запретам. Его спонтанность отнюдь не является его собственной, это спонтанность машины. Машина не способна к творчеству, она движется только потому, что это позволяет ей нечто в нее заложенное, она никогда не «поступает» как «человек»..

Человек может быть свободным только в том случае, если он уже больше не индивид. Он свободен только тогда, когда отрицает себя и сливается с целым, говоря более точно, когда он является и не является самим собой. Лишь когда человек до конца понял это на вид явное противоречие, он имеет право говорить о свободе или ответственности или спонтанности. Например, спонтанность, о которой говорят люди Запада, особенно психоаналитики, представляет собой не больше и не меньше, чем детскую или животную спонтанность, а вовсе не спонтанность зрелого человека.

Кризис, перед лицом которого оказалось человечество, порожден машиной, порожден наукой.

Нужно новое мировоззрение. нужна новая культура.

Когда на западе темно, на востоке