пищу, которую мы едим. Хотя экономика смерти построена на неком подобии капитализма, важно отметить, что слово «капитализм» предполагает экономическую и политическую систему, при которой торговля и промышленность контролируются частным капиталом, а не государством. Сюда входят и местные фермерские рынки, и крайне опасная форма глобального корпоративного капитализма, подвластного корпоратократии, хищнической по своей природе, которая и создала саморазрушительную экономику смерти.

Я решил написать «Новую исповедь экономического убийцы», потому что за последние десять лет многое изменилось. Раковая опухоль охватила Соединенные Штаты Америки и весь мир. Богатые богатеют, а все остальные беднеют.

Мощный механизм пропаганды, созданный корпоратократией, убеждает нас принять догмы, служащие ее интересам, а не нашим. Они ухитряются внушить нам, что мы должны жить в системе, основанной на страхе и долгах, приобретая вещи и уничтожая всех, кто не похож на «нас». Они убедили нас в том, что система ЭУ обеспечит нам безопасность и счастье.

Некоторые видят источник нынешних проблем в глобальном тайном сговоре. Если бы все было так просто. Как я расскажу позже, в мире действуют сотни таких заговоров — а не просто один большой заговор — которые влияют на всех нас, однако система ЭУ подпитывается более опасными явлениями. Она опирается на принципы, которые превратились в нерушимую догму. Мы верим в то, что любой экономический рост идет на пользу человечеству и что чем выше рост, тем больше пользы. Точно так же мы верим в то, что люди, которые способствуют экономическому росту, заслуживают славы и почестей, а те, кто оказался на обочине жизни, годны лишь для эксплуатации. И мы верим, что любые средства, включая те, которые применяют сейчас экономические убийцы и шакалы, хороши для достижения экономического роста, сохранения нашего комфорта и достатка, западного образа жизни; мы считаем себя вправе воевать со всеми (например, с исламскими террористами), кто угрожает нашему экономическому благополучию, комфорту и безопасности.

В ответ на просьбы читателей я добавил множество новых подробностей и признаний о наших методах работы в те времена, когда я был экономическим убийцей, а также разъяснил некоторые моменты из предыдущего издания. А главное — я добавил совершенно новый раздел — пятую часть, которая объясняет, как сегодня ведутся игры экономических убийц: кто такие сегодняшние ЭУ, шакалы и как им удается ложью и махинациями опутать и поработить намного больше людей, чем когда-либо.

Также по просьбе читателей я дополнил пятую часть книги новыми главами о том, как разрушить систему ЭУ, используя конкретные тактики.

В завершающем разделе «Документальное подтверждение деятельности экономических убийц за 2004–2015 годы» представлена подробная информация для читателей, которые ищут доказательства того, о чем я пишу в книге, и хотят изучить этот вопрос детальнее.

Несмотря на удручающую ситуацию и попытки современных олигархов разрушить демократию и всю планету, я не теряю надежду. Я знаю, что когда люди осознают истинные цели ЭУ, они сделают все возможное, чтобы удалить эту раковую опухоль и восстановить здоровье. «Новая исповедь экономического убийцы» рассказывает о современных методах системы и о том, как мы с вами — все мы — можем изменить ситуацию.

Том Пейн вдохновил американских революционеров словами: «Если суждено прийти беде, пусть она придет в мои дни, чтобы мои дети жили в мире». Сейчас эти слова важны не меньше, чем в 1776 году. В этой книге я ставлю перед собой ту же цель, что и Пейн: вдохновить и призвать вас сделать все возможное, чтобы наши дети жили в мире.

Часть первая: 1963–1971 гг.
Глава 1
Грязный бизнес
Закончив обучение в бизнес-школе в 1968 году, я твердо решил не участвовать во Вьетнамской войне. Мы с Энн недавно поженились. Она тоже была против войны и согласилась вместе со мной на настоящее приключение — вступить в ряды Корпуса мира. Мне было 23 года. Мы прибыли в город Кито, столицу Эквадора, в 1968 году, где мне как волонтеру поручили организовать кредитно-сберегательные товарищества в глуши ливневых лесов Амазонки. Энн обучала местных женщин правилам гигиены и ухода за детьми.

До этого Энн ездила в Европу, а я впервые покинул пределы Северной Америки. Я знал, что Кито расположен на высоте 2850 метров над уровнем моря, это одна из самых высоких столиц мира — и одна из беднейших. Я готовился увидеть нечто совершенно новое для себя, но реальность оказалась шокирующей.

Когда наш самолет из Майами приземлился в местном аэропорту, меня поразили лачуги, облепившие взлетно-посадочную полосу. Показывая на них, я спросил сидевшего рядом бизнесмена из Эквадора:

— Там действительно живут люди?

— Наша страна не самая богатая, — ответил он, мрачно кивнув.

Зрелище, открывшееся перед нами по дороге в город, оказалось еще более удручающим — нищие в лохмотьях, ковылявшие на самодельных костылях вдоль замусоренных улиц, дети с раздувшимися животами, костлявые собаки и трущобы из картонных коробок вместо домов.

Автобус доставил нас в пятизвездочный отель Кито — InterContinental. Настоящий оазис комфорта и роскоши посреди нищеты. Здесь мне и еще 30 волонтерам Корпуса мира предстояло пройти несколько дней инструктажа.

На первой лекции нам рассказали, что Эквадор представляет собой нечто среднее между феодальной Европой и американским Диким Западом. Наши наставники предупредили обо всех опасностях: ядовитые змеи, малярия, анаконды, смертоносные паразиты и враждебно настроенные туземцы, охотящиеся за нашими скальпами. Затем добавили нотку позитива: компания Texaco обнаружила крупные месторождения нефти в ливневых лесах, неподалеку от нашего лагеря. Нас заверили, что нефть превратит Эквадор из беднейшей страны на планете в богатейшую.

Однажды вечером в ожидании лифта я разговорился с высоким блондином, который, судя по манере растягивать слова, был родом из Техаса. Он был сейсмологом, консультантом Texaco. Узнав, что мы с Энн — бедные волонтеры Корпуса мира, которые собираются работать в ливневых лесах, он пригласил нас на ужин в шикарный ресторан на последнем этаже отеля. Я поверить не мог такому везенью. Взглянув на меню, я сразу понял, что ужин обойдется дороже, чем наше месячное пособие.

В тот вечер, когда я глядел из окна ресторана на Пичинча — гигантский вулкан, нависший над столицей Эквадора, и потягивал «Маргариту», меня заворожил этот человек с его образом жизни.

Он рассказал нам, что иногда летал на корпоративном самолете прямо из Хьюстона в джунгли Амазонки, где была прорублена посадочная полоса.

— Нам не приходится мучиться с паспортным контролем и таможней, — хвастался он. — Эквадорское правительство выдало нам особое разрешение.

В ливневых лесах он передвигался исключительно в трейлере с кондиционером, шампанским и бифштексом на фарфоровой посуде.

— Не совсем то, что ждет вас, — добавил он, посмеиваясь.

Затем он рассказал об отчете, в котором писал «об обширных запасах нефти в джунглях». Этот отчет, по его признанию, используют, чтобы оправдать гигантские займы стране от Всемирного банка и убедить Уолл-стрит инвестировать в Texaco и другие компании, которые получат прибыль от нефтяного бума. Когда я выразил удивление, что прогресс может идти такими стремительными темпами, он как-то странно посмотрел на меня.

— Чему вас только учат в бизнес-школах? — спросил он.

Я не нашел, что ответить.

— Слушайте, — продолжал он, — это старая игра. Я видел такое в Азии, на Среднем Востоке и в Африке. Теперь и здесь. Сейсмические отчеты плюс неплохое месторождение нефти, как тот фонтан, на который мы сейчас наткнулись… — Он улыбнулся. — Вот вам и экономический бум!

Энн отметила всеобщее воодушевление эквадорцев тем, что нефть обеспечит им достаток и благополучие.

— Только тем, кто достаточно умен, чтобы играть по правилам, — ответил он.

Я вырос в одном из городков Нью-Гемпшира, названном в честь человека, который построил свой дом на холме, выше всех, на деньги, которые он скопил, продавая лопаты и одеяла калифорнийским золотодобытчикам в 1849 году.

— Коммерсанты, — начал я, — бизнесмены и банкиры.

— Точно. И на сегодняшний день — крупные корпорации. — Он откинулся на спинку стула. — Эта страна принадлежит нам. Мы получили намного больше, чем разрешение прилетать сюда без таможенных формальностей.

— Например?

— Вам многому придется научиться, как видно. — Он поднял свой «Мартини», указывая на город за окном. — Для начала мы контролируем военных. Выдаем им зарплату и оплачиваем всю технику и вооружение. А они защищают нас от индейцев, которым совершенно не нужны буровые вышки на их земле. В Латинской Америке тот, кто контролирует армию, контролирует и президента, и суд. Мы даже законы свои можем писать — сами определяем штраф за утечку нефти, зарплату, то есть все, что касается нас.

— Texaco платит за все это? — спросила Энн.

— Не совсем… — Он нагнулся к ней через стол и погладил по руке. — Вы платите. Или ваш папочка. Американский налогоплательщик. Деньги поступают через Агентство США по международному развитию, Всемирный банк, ЦРУ и Пентагон, но здесь — он махнул рукой в сторону города, видневшегося в окне, — считают, что во главе всего стоит Texaco. Вы ведь помните, что такие страны, как эта, могут похвастаться богатой историей государственных переворотов. Если хорошо покопаться, то станет ясно, что чаще всего это происходит тогда, когда лидеры страны отказываются играть по нашим правилам.

— Вы хотите сказать, что Texaco свергает правительства? — спросил я.

Он рассмеялся.

— В двух словах: правительства, которые не сотрудничают, считаются советскими марионетками. Они угрожают американским интересам и демократии. А ЦРУ это не нравится.

В тот вечер началось мое обучение тому, что позже я назвал системой экономических убийств.

Несколько месяцев мы с Энн прожили в ливневых лесах Амазонки. Затем нас перевели в Анды, где мне поручили помочь кооперативу производителей кирпича повысить производительность их устаревших печей для обжига. Энн обучала людей с физическими и иными отклонениями, чтобы они могли найти работу на местных предприятиях.

В Эквадоре была крайне низкая социальная мобильность. Нескольким богатым семьям, ricos, принадлежало буквально все, включая местный бизнес и политику. Их агенты покупали кирпичи у производителей по самой низкой цене и затем продавали их в десять раз дороже. Один из производителей кирпича пожаловался мэру. Несколько дней спустя его насмерть сбила машина.

Местное сообщество пришло в ужас. Люди убеждали меня, что его убили. Мои подозрения укрепились, когда шеф полиции объявил, что погибший участвовал в кубинском заговоре, нацеленном на установление в Эквадоре коммунистической власти (Че Гевару казнили в Боливии в результате операции ЦРУ почти три года назад). Он намекнул, что любой производитель кирпичей, который нарушит установившийся порядок, будет арестован как мятежник.

Кирпичники умоляли меня пойти к богачам и все уладить. Они были готовы на все, лишь бы умилостивить тех, кого боялись, — веря, что богачи защитят их, если они сдадутся.

Я не знал, как поступить. Не имея никакого влияния