Сергей Иванович Калмыков (6 октября 1891 — 27 апреля 1967) — русский и советский художник, иллюстратор, декоратор, писатель; художник-авангардист, единственный из мастеров Серебряного века, доживший до конца шестидесятых годов.
Произведения Калмыкова не имеют прямых аналогий в истории мирового искусства. В ходе своей творческой деятельности Калмыков выработал оригинальный стиль живописи, иногда именуемый «фантастическим экспрессионизмом».

Малоизвестный и непризнанный в течение жизни и практически всеми заброшенный в её конце Калмыков в настоящее время считается одним из важнейших представителей русского авангардного искусства, автором более полутора тысяч картин, рисунков, иллюстрацией, театральных декораций и литературных текстов. Народный художник Казахской ССР.

Биография
Детство и учёба
Родился в среднеазиатском Самарканде, не так давно вошедшем в состав Российской империи. Вскоре после его рождения семья переехала в Оренбург, где он впоследствии окончил гимназию.

В 1909—1910 гг. Калмыков жил в Москве, где он посещал курсы Московской школы живописи, ваяния и зодчества (студия К. Ф. Юона).

С конца 1910 года по 1926 г. жил в Санкт-Петербурге, где он становится учеником М. В. Добужинского и К. C. Петрова-Водкина. Он говорил, что одна из его ранних работ, в которой он в 1911 году изобразил красных коней на воде, вдохновила Петрова-Водкина на создание его знаменитой картины «Купание красного коня» (1912). Калмыков также утверждал, что был натурщиком картины и в дневниках писал: «К сведению будущих составителей моей монографии. На красном коне наш милейший Кузьма Сергеевич изобразил меня. Да! В образе томного юноши на этом знамени изображен я собственной персоной. Только ноги коротки от бедра. У меня в жизни длиннее». (Сам Петров-Водкин говорил, что натурщиком был его кузен Шура Трофимов).

Оренбургский период
В 1926 г., после Октябрьской революции , Калмыков возвращается в Оренбург, где работает декоратором, оформителем парадов и демонстраций, читает лекции и продолжает писать свои работы. С 1926 по 1928 гг. он был членом оренбургского отделения АХРРа (Ассоциация Художников Революционной России), участником выставок общества «Жар-Цвет». В начале 1930-х Калмыков создавал декорации для Передвижной Оперы Фёдора Вазерского, делал эскизы костюмов и афиш Оренбургского театра и цирка. В 1935 году, когда усилилась цензура и прошли чистки в рядах интеллигенции, Сергей Калмыков принимает решение переехать из Оренбурга в Алма-Ату.

Алма-Атинский период
В 1935 году Сергей Калмыков переехал в Алма-Ату, в то время столицу Казахской Советской Социалистической Республики, по приглашению недавно открывшегося Музыкального театра Алма-Аты, который позднее стал Казахским академическим театром оперы и балета им. Абая. Он проработал в этом театре до выхода на пенсию в 1962 году, и создал большое количество театральных декораций и иллюстраций к постановкам.

Он спасся от лютой смерти в тюрьме или лагере, играя роль городского сумасшедшего. «Широченные штаны, раскрашенные акварелью под закат, оголтело жёлтый сюртук, буро-седые волосы по плечам и в довершение ансамбля необъятная бескозырка без лент, но с красным верхом. Всегда сутулясь, не поднимая глаз, он брел по своим непонятным делам, придерживая у бедра холщовую суму». Таким его видели алмаатинцы, и спрос с него был минимален. Ну рисует чудак какие-то кубики и пусть себе рисует (в столицах такие кубики безнаказанно не прошли бы)

Калмыков часто рисовал на улицах и в парках города, особенно после выхода на пенсию, и со временем стал городской легендой из-за своих экстравагантных нарядов и эксцентричного поведения (так, один из его нарядов был описан как «ярко-красный берет, синие штаны с золотыми лампасами и плащ с пришитыми к нему консервными банками, громыхавшими при ходьбе»). Он никогда не продавал своих работ и лишь изредка дарил их знакомым, а иногда и незнакомцам. По описаниям очевидцев, Калмыков не имел мебели в своей квартире и использовал вместо неё перевязанные кипы старых газет.

“Когда Калмыков появлялся на улице, вокруг него происходило легкое замешательство. Движение затормаживалось. Люди останавливались и смотрели. Мимо них проплывало что-то совершенно необычайное: что-то красное, жёлтое, зелёное, синее — все в лампасах, махрах и лентах. Калмыков сам конструировал свои одеяния и следил, чтобы они были совершенно ни на что не похожи. У него на этот счет была своя теория.
«Вот представьте-ка себе, — объяснял он, — из глубины вселенной смотрит миллион глаз, и что они видят? Ползет и ползет по земле какая-то скучная одноцветная серая масса — и вдруг как выстрел — яркое красочное пятно! Это я вышел на улицу».
(Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», Paris, 1978).

«В азиатской Алма-Ате, где художник прожил три десятилетия с лишком, вплоть до смерти в 1967 году, принято считать таких людей отмеченными перстом Божьим; и по этой причине к ним следует испытывать своего рода почтенье. К Калмыкову привыкли — к его самодельным брюкам с разноцветными штанинами, к его алому берету, к его фантастической кофте с привязанными к ней порожними, бренчащими при ходьбе консервными банками. С течением времени он сделался уникальной частью алма-атинского городского пейзажа, наподобие птички-колибри в сибирской тайге» (израильский писатель Давид Маркиш, 2004).

«У меня нет мании величия. Я очень скромен и беден. Обыватели представляют себе гения, наверное, так. Это величайшие оклады. Популярность. Растущая слава, деньги. Мы же, скромные профессиональные гении, знаем: гений — это изорванные брюки. Это худые носки. Это изношенное пальто».

Старость и смерть
После выхода на пенсию в 1962 году Калмыков постоянно испытывал материальные проблемы, очень плохо питался (по описаниям, будучи вегетарианцем, он ел только хлеб и молоко и месяцами не ел горячей пищи), но тем не менее непрерывно создавал всё новые и новые работы. По одной версии, незадолго до смерти он был помещён в психиатрическую больницу, где вскоре умер от воспаления лёгких на фоне дистрофии. По другой версии он скончался в своей комнате-конуре в полном одиночестве, потому что несколько дней до этого не выходил из дома, что не вызвало обеспокоенности у его знакомых: художник так поступал довольно часто, когда творил. Место его захоронения неизвестно. После смерти большинство его работ передали в Центральный государственный архив, а впоследствии в фонды Государственного музея искусств им. А. Кастеева.

Последняя запись, найденная в его дневнике, как нельзя лучше характеризует его философию и отношение к жизни: «Что мне какой-то там театр? Или цирк? Для меня вся жизнь — театр».

В течение жизни Калмыков не проходил лечения в психиатрических больницах и никогда не имел какого-либо официального психиатрического диагноза (хотя его поведение, особенно в последние годы жизни, выходило за рамки социальных норм). После его смерти (и во многом на основании анализа его творчества) некоторые психиатры (например, Виктор Каган из Санкт-Петербурга) предположили, что Калмыков страдал шизофренией с приступообразным течением.

Похоронен на Центральном кладбище Алма-Аты. Могила обнаружена и приведена в порядок в 2022 году.